Кассета №4
К.: — Продолжение интервью с Борисом Березовским. Мы в центральном полицейском участке. 13:20, пятница 30 марта 2007 года. Борис, мы ни о чем не разговаривали в то время, когда меняли кассету?
Б.: — Нет.
К.: — Присутствуют все те же люди. Еще раз повторю, что вы не находитесь под арестом, на вас не распространяются предупреждения, вы свободны уйти из этой комнаты тогда, когда заходите. И вы не обязаны отвечать ни какие вопросы. Вы понимаете?
Б.: — Да.
К.: — Где вы находились 31 октября 2006 года, 1, 2 и 3 ноября 2006 года?
Б.: — 31 октября 2006 г. и вплоть до позднего вечера 1 ноября 2006 года я находился в Лондоне. 1 ноября поздно вечером я улетел за границу. И 31 октября и 1 ноября я был в офисе.
К.: — Мы уже говорили с вами о том, встречались ли вы с Луговым и Сашей в эти дни.
Б.: — Да.
К.: — Вы знаете, где был Саша в эти дни?
Б.: — Мне известно только про 1 ноября, поскольку 1 ноября Саша приходил ко мне в офис и размножил там те документы, которые получил, как сегодня я знаю, от Скарамеллы. Он размножил эти копии и оставил копии мне. Следующая встреча с ним у меня состоялась, когда я вернулся из-за границы. Он уже был в больнице. В первом госпитале, Barnet Hospital.
К.: — Вы рассказали, что он уже встретился со Скарамеллой 1 ноября в суши-баре?
Б.: — Я еще раз хочу сказать, что документы, которые он получил, он получил от итальянца. И только после того, как я уже встретил его в госпитале, он назвал мне фамилию и сказал, что итальянца зовут Скарамелла.
К.: — Где еще были у него встречи с этот день и с кем еще он встречался?
Б.: — 1 ноября он мне не сказал ни о чем, кроме встречи со Скарамеллой. Но когда я приехал к нему в госпиталь, он сказал, что в этот день он встречался не только со Скарамеллой, но и с Луговым, и другими людьми в гостинице Millennium.
К.: — Что он вам сказал об этой встрече?
Б.: — Он сказал, что он считает, что именно на этой встрече его отравили. Он сказал, что он встретил там Лугового и еще двух людей, как я понимаю, с одним он был знаком, с другим нет. Но об этом он как-то говорил не так определенно, как о самом Луговом. Он говорил в основном о встрече с Луговым. Он только сказал, что один из тех двух людей вызвал у него подозрение. И он сказал, что, по-видимому, он был отравлен чаем. Он сказал, что когда он пришел на встречу, Луговой предложил ему — Луговой или другой, Ковтун, я не понял точно — предложил ему выпить водки или вина. И он отказался, и тогда ему предложили выпить чай, который уже там стоял. И он стал пить чай, и он показался ему странным на вкус. Но он тем не менее продолжил пить. Он говорит, я сам я даже не понимаю, почему я продолжил. И когда мы с ним это обсуждали в госпитале, я сказал, что вообще это немножко странно, что тебе предлагал Луговой выпить, потому то все хорошо знают, что ты вообще никогда не пьешь. Саша действительно никогда вообще не пил. Я не видел, чтобы он выпил даже глоток алкоголя. Поэтому было понятно, что он откажется. И после этого предложить чай — это как раз логично. Тем не менее, главное, что он сказал — то, что он считает, что он был отравлен в этот момент.
К.: — Какие вопросы обсуждал Саша во время встречи с Луговым?
Б.: — Он мне об этом ничего не сказал.
К.: — Знаете ли вы о том, страдал ли Саша от каких-то болезней?
Б.: — То, что я знаю, что он был исключительно здоровым человеком. Я знаю, что после того, как он ездил в Чечню в командировки, он выглядел очень stressed. Но тем не менее, он очень много уделял времени своему здоровью. Он никогда не пил алкоголь, никогда не курил и практически каждый день пробегал по 10 км. Иначе говоря, наоборот известно, что он был очень здоровым человеком.
К.: — Как себя чувствовал Саша в течение всего октября 2006 года, а также 1, 2 и 3 ноября?
Б.: — Как я уже сказал, я не так уж часто видел Сашу, я не могу точно вспомнить, когда я его видел в течение октября, вспомнить точную дату. Я с ним разговаривал по телефону, и ничего меня не смущало в этих разговорах. 1 ноября я его встретил в офисе уже. Я не заметил признаков какого-либо заболевания. Как я уже сказал, 1 ноября в ночь улетел и позвонил в офис только через несколько дней. В офисе мне сказали, что Саша отравился и в больнице. И скорее всего, он что-то съел. И я, честно сказать, не придал этому серьезного значения. Но когда я позвонил на следующий день и опять узнал, что он остался в госпитале, я уже тогда решил позвонить его жене и Ахмеду. И меня удивило, что и тот, и другая сказали, что это серьезно. Потому что, конечно, я находился под впечатлением того, что Саша говорил, что нас попытаются отравить, и я, может быть, именно в силу этого эту мысль отвергал. Но вот то, что сказала Марина, его жена, и Ахмед, было для меня очень серьезно. После этого я поговорил с Сашей по телефону и попросил сделать заявление в полицию.
К.: — Когда вы узнали, что его состояние ухудшается?
Б.: — Я в это время был еще за границей. Я думаю, что это было в районе 9-10 ноября, и после этого я сразу полетел в Лондон и уже встретил его в клинике. Его состояние не показалось тяжелым. Только, конечно, меня удивило, что лицо уже стало такого желтого цвета.
К.: — В какой он был больнице, когда вы его впервые увидели?
Б.: — Это была первая больница, Барнет. Это на севере Лондона.
К.: — Вы знаете, каким был его первый диагноз?
Б.: — Да, я очень внимательно следил за этим. Действительно, в начале диагностировалось как желудочно-кишечное заболевание. И на то были основания постольку, поскольку был один из редких случаев появления бактерии в результате приема антибиотиков. Затем, когда стало ясно, что это не желудочно-кишечное заболевание, а нечто более серьезное, был привлечен специалист по таким необычным отравлениям. Это тот же самый эксперт, который диагностировал отравление Ющенко, президента Украины, диоксином. И он пришел к заключению, что это отравление таллием. Это очень сильнодействующий яд. В России он известен как крысиный яд. Насколько мне известно, было получено даже заключение о повышенном содержании таллия в организме Александра Литвиненко. Но потом и этот диагноз был отвергнут, потому что проявились признаки радиоактивного отравления. Они выражались в том, что Александр стал терять волосы, и иммунная система стала разрушаться. И симптомы уже следующей стадии отличались от симптоматики отравления таллием. Ну и до последнего момента жизни Саши никто не делал никаких заключений, чем он был отравлен. И 23 ноября вечером я был у себя дома, и мне позвонил Ахмед и сказал, что Саша ушел. Я вместе со своей женой тут же поехал в Лондон в госпиталь и мы там встретились с Ахмедом и с Сашиной семьей, Мариной и Толей. И после этого мы поехали домой к Ахмеду. Каждый раз, когда мы заходили в Сашину палату, надо было надевать специальную одежду, потому что доктора опасались, что мы можем его заразить, потому что его иммунная система была очень слабой. А оказалось, что все наоборот, что мы защищали сами себя. И мы поехали к Ахмеду домой, там просидели допоздна с Сашиной женой и его сыном. Мы с женой уехали домой, и утром рано я получил звонок от Алекса Гольдфарба. И он сказал мне, что в Сашином теле обнаружены следы полония-210, и что ночью, когда мы уже уехали с женой, приехала полиция. Приехали к дому Саши Литвиненко — это было около 3 часов ночи — и срочно эвакуировали Марину и ребенка. И опечатали дом в связи с опасностью заражения. Так я впервые узнал об отравлении Саши полонием-210.
К.: — Вы упомянули, что Саша был в больнице Барнет. Вы знаете о том, что он был потом переведен в другую?
Б.: — Да, конечно.
К.: — Вы знаете название?
Б.: — University College Hospital. Я был там.
К.: — Саша выходил из больницы после того, как его положили?
Б.: — Насколько мне известно, нет.
К.: — Вы знаете, встречался ли с кем-то Саша, пока был в больнице?
Б.: — Насколько мне известно, он встречался кроме меня и моей жены, в госпиталь приходили его жена и сын.. Его отец прилетел из России, с ними он тоже встречался. Ахмел — сын Ахмеда — и друзья, жена Ахмеда тоже приходила, кажется. В госпиталь приходил адвокат Саши. Я знаю еще его нескольких друзей, которые тоже приходили.
К.: — Что Саша говорил о причинах его болезни?
Б.: — Саша во время первой встречи, когда я приходил к нему в госпиталь, сказал, что он считает, что он был отравлен по приказу Путина. И скорее всего, Луговым или людьми, которые были вместе с ним. Конечно, он считал, что он выживет практически до последнего дня. И он сказал, напомнил мне, что он говорил, что именно так и произойдет. Потому что невозможно, чтобы Путин написал приказ об уничтожении врагов за границей и им не воспользовался. Ну и помимо этого он мне сказал, что прикоснулся к очень серьезной информации, которая указывает непосредственно на преступления Путина и его бизнес-партнеров.
К.: — Он оставил об этом какие-то письма или записи?
Б.: — То, что мне известно — то, что мне сообщила жена Гольдфарба и жена Саши, Марина, что за один-два дня до смерти он написал письмо, в котором высказал свое понимание того, что с ним произошло. И его понимание состояло в том, что лично Путин отдал приказ его убить.
К.: — Что он сказал об обстоятельствах, во время которых он мог быть в контакте с полонием?
Б.: — Я так понимаю, он так и не узнал причину своей смерти. И, конечно, ни о каком полонии, ни о каких радиоактивных материалах никогда ничего не говорил. Как я понимаю, не говорил потому, что никогда к ним отношения не имел.
К.: — Он называл человека, который может быть причастен к его отравлению?
Б.: — Я уже говорил об этом. Он называл имя Лугового и тех людей, которые с ним были.
К.: — Какая была связь между Сашей и этими людьми?
Б.: — Он мне не рассказывал о связи с другими людьми, кроме как о связи с Луговым.
К.: — С какой целью, по его мнению, они могли совершить это действие?
Б.: — По мнению Саши, у них было две основных мысли. Первая состояла в том, что с одной стороны, он оторвался от ФСБ, и поэтому ФСБ хотела показать, что ни один человек не может из этой организации добровольно уйти. Особенно не просто уйти, а пойти против этой организации. И вторая причина — то, что он расследовал очень серьезные преступления, в которые было вовлечено высшее руководство страны.
К.: — Что вы знаете о причинах смерти Саши?
Б.: — Вы имеет в виду с медицинской точки зрения? Практически все я уже сказал.
К.: — Когда вы об этом узнали и от кого?
Б.: — Я тоже уже сказал.
К.: — Знаете ли вы, какое имущество, движимое и недвижимое, принадлежало Саше на момент его смерти, в том числе и денежные средства?
Б.: — Ничего об этом мне не известно, но даже если бы я знал, то ничего об этом не сказал бы.
К.: — Вам известно о каких-то его банковских счетах?
Б.: — Я уже ответил на этот вопрос.
К.: — Кто унаследовал имущество после смерти Саши?
Б.: — Мне ничего об этом не известно.
К.: — Что вам известно об обстоятельствах болезни Ковтуна и Лугового?
Б.: — Только то, что было в СМИ. К этому могу добавить то, что после того, как Саша умер, я только один раз разговаривал с Луговым. Даже точнее, только один раз после 31 октября я разговаривал с Луговым. Это было 7 февраля. Луговой позвонил мне — как я помню, 7-го. Это было сразу после моего интервью ВВС. И спросил меня, считаю ли я, что он стоит за убийством Саши. Я сказал, что я не могу этого утверждать, что это Саша сказал мне об этом. Но что касается меня, то я, к сожалению, имею серьезные аргументы думать так. Ровно так же, как у меня есть серьезные аргументы, почему именно Путин отдавал команду убивать Сашу, а не кто-то другой.
К.: — Я задал все вопросы, переданные Генпрокуратурой. Последний вопрос: вы хотите предоставить нам дополнительную информацию, которая еше не включена была в это интервью, и которая, по вашему мнению, имеет отношение к расследованию? Хотите ли вы что-то добавить?
Б.: — Если вы позволите, хочу по-другому сформулировать. Я хочу задать вопрос представителю Генпрокуратуры: есть ли ко мне еще вопросы? Я готов на них отвечать.
К.: — Если вы хотите задавать вопросы, то эти вопросы должны проходить через нас до того, как вы их задаете. Тогда мы должны остановить это интервью, вы должны сформулировать вопросы.
Александр Отводов (O.): — У меня уже готовы вопросы. Это часть вопросов, которые были включены, но не были заданы.
Б.: — Господин Отводов говорит, что были вопросы, которые были сформулированы, которые были приняты Скотленд-Ярдом как вопросы, которые будут мне заданы, но они не были заданы мне сегодня. То есть ничего нового по сравнению с тем, что уже есть, нет.
О.: — Задавался вопрос, кому принадлежит помещение, в котором проживает Литвиненко. Кто и из каких средств его оплачивает и оплачивал? Имелась в виду плата за наем и коммунальные платежи. Березовский ответил на этот вопрос то, что это принадлежит ему.
Б.: — Про платежи не ответил? Насколько мне известно, все текущие платежи осуществлялись самостоятельно семьей Литвиненко.
О.: — Был задан вопрос мистеру Березовскому. Где вы находились 31 октября, 1 ноября, 2 и 3 ноября 2006 гда. Мистер Березовский ответил, что с 31 октября до 1 ноября был в Лондоне в офисе. 1 ноября улетел за границу. Может ли мистер Березовский сказать, куда именно улетел и где находился 2 и 3 ноября?
Б.: — Я отвечу еще раз. И 31, и 1 и несколько дней до этого я был в Лондоне. Что касается 1 числа вечером, я улетел за границу Великобритании, куда — я не сказал умышленно, поскольку не хочу, чтобы ФСБ знало о моем перемещении за границу.
О.: — Был вопрос мистеру Березовскому, задан вопрос, где находится имущество Литвиненко, в том числе на каких банковских счетах и в каких банках. Мы предоставили Скотленд-Ярду вопросы, но этот вопрос не прозвучал. Можно я его задам? Кто унаследовал это имущество после смерти Литвиненко?
Б.: — Был этот вопрос.
О.: — Простите, тогда второй. Если вопрос о наследовании до сих пор не решен, кто заявляет свои права на это имущество?
Б.: — Мне ничего об этом не известно.
О.: — Был еще один вопрос, который представлялся, можно я его?
Б.: — Пожалуйста.
О.: — Известно ли вам, когда Литвиненко стал жаловаться на ухудшение самочувствия?
Б.: — Все, что я знаю по этому поводу, это то, что мне сообщила его жена и он сам, когда я его уже встретил в госпитале. И то, что я знаю, если вас это интересует, откройте «Коммерсантъ» и интервью Марины, которое она дала «Коммерсанту», и это абсолютно то же самое, что она сказала мне. Там точная хронология, когда он почувствовал себя плохо, то есть я ничего к этому добавить не могу. И Саша, когда я приходил к нему, он ничего нового, ничего дополнительного по отношению к этому не сказал.
Кассета №5
К.: — 14:17, 30 марта 2007 года. Продолжение интервью Бориса Березовского. Борис, в продолжение этого перерыва мы не обсуждали никакие вопросы?
Б.: — Нет.
К.: — Напоминаю, что интервью записывается на пленку. Еще раз повторю, что вы не находитесь под арестом, на вас не распространяются предупреждения, вы свободны уйти из этой комнаты тогда, когда заходите. И вы не обязаны отвечать ни на какие вопросы. Вы понимаете?
Б.: — Да.
О.: — Есть вопросы, которые не были заданы. Вопрос: замечали ли вы какие-либо изменения в его поведении в те дни, когда встречались 1 ноября? Если да, то в чем они проявились?
Б.: — Я хочу уточнить этот вопрос. Какой период вас интересует?
О.: — Когда вы встретились в офисе, было ли что-то необычное?
Б.: — 1 ноября я не заметил ничего необычного. Естественно, когда я встретил его в больнице, я нашел его физически больным, но не заметил никаких абсолютно изменений психологических, ментальных или умственных. Проскакивая этот период с того момента, как я встретился с ним, я не был только последний день, самый последний — 23-го. Я не видел никаких психологических изменений, более того, у меня было впечатление, что каждый день он становится мудрее и взрослее. Я уже говорил даже, что у меня было такое впечатление, что каждый день он проживает минимум год своей жизни. Если коротко сказать, то он из в большой степени наивного человека превращался в мудрого мужчину.
О.: — Можно еще вопрос? Будучи в госпитале больным, как это отразилось на его поведении? Он осознавал, с кем говорит, что говорит? Отдавал ли отчет тому, что говорит?
Б.: — Я уже, честно говоря, ответил на этот вопрос. Но еще раз повторю: у меня было впечатление, что он в абсолютном сознании и полной памяти. Физически он был ослаблен, это правда. Я его видел за день до смерти. Но я не заметил никаких признаков психического или умственного расстройства. Но опять, я не специалист, я просто человек, который это видел.
О.: — Задавался вопрос, оставлял ли он какие-либо письма либо записки об этом. Был получен ответ. Я бы хотел уточнить: может ли господин Березовский сказать, какого числа он оставлял эту записку?
Б.: — Я узнал об этом письме от господина Гольдфарба. Я узнал буквально за день до смерти Саши, что такое письмо существует. Алекс сказал мне только одну вещь: Саша просил, чтобы это письмо было опубликовано и стало публичным, естественно, только в случае его смерти — это означает только после его смерти. Это все, что я знаю. Я только знаю от Алика и от Марины, так как я интересовался специально, что этот факт для меня не подлежит сомнению, что это письмо существовало, и что содержание ровно такое, какое появилось в СМИ. В данном случае я не тратил бы ни время, ни усилия на то, чтобы пытаться это опровергать. Это точный факт, и так я понимаю, что на самом деле это письмо было оформлено юридически соответствующим образом.
О.: — Соответственно, оно было датировано?
Б.: — Я сказал, что оно было оформлено соответственно.
Переводчик: — Вы сказали «юридически».
О.: — Следовательно, оно должно быть датировано. Если да, то каким числом, вы мне можете сказать?
Б.: — Нет, я этого не мог сказать в силу того, что я не знаю. Я просто знаю, что оно датировано.
К.: — Речь идет о том письме, которое предоставлено господином Гольдфарбом после смерти Литвиненко.
О.: — В связи с этим были еще какие-то заявления?
Б.: — Мне неизвестно.
О.: — Был вопрос господину Березовскому, с какой целью по его словам они могли совершить указанные действия, то есть убить. Значит, соответственно из слов Саши, вы высказали два пункта: первое, вы говорили, что из ФСБ никто не уходит просто так. А второе, вы говорили, что Саша занимался расследованием очень серьезных преступлений, в которых были замешаны, вовлечены высшее руководство страны. В связи с этим вопросом можете ли рассказать об этих расследованиях, что вам известно, чем он занимался? В отношении кого он… Потому что это очень важно.
Б.: — Я вам привел только один пример — я имею в виду его расследование вместе с полицейскими из Испании, в частности, Путина и Абрамовича, отмывание денег и приобретение на эти деньги собственности, недвижимости в Испании. На самом деле вам хорошо известно и другое расследование Александра, это касательно причастности ФСБ к взрывам жилых домов в Москве в 1999 году. И вы знаете, что в этом исследовании Саша пришел к выводу, что это было организовано ФСБ, и не просто ФСБ, а Патрушевым лично. И Путин безусловно как минимум знал об этом. Саша занимался также расследованиями других преступлений, в которые был вовлечен. Я хочу очень точно оговориться: было время, когда Саша работал со мной, и потом Саша ушел на другую работу. И к тому времени, когда он стал работать в другом месте, не на меня, он, естественно, не информировал меня в деталях о своих расследованиях, которые он делал до этого. Он только упоминал в крайних случаях то, что может потом представлять опасность для нас. И в этой связи он упоминал и Путина, и Абрамовича, поскольку Абрамович был партнер, и он предупредил меня, что мне тоже это опасно. Он упоминал также о расследовании против «Альфа-Груп», и он особенно стал опасаться опасности от «Альфа-Груп» после того судебного процесса, который был здесь, в Лондоне, моего против Фридмана. И он также занимался расследованиями преступлений «Альфа-Груп», которая участвовала в отборе чужой собственности, и которая работает под крышей ФСБ. И он тоже считал, что эта группа может служить источником опасности нашим жизням. Но я еще раз говорю, он не вдавался в подробности своих последних расследований именно потому, что он работал уже не на меня.
О.: — Можете сказать, на кого он работал и где он работал?
Б.: — Я уже отвечал на этот вопрос. Для меня явилось откровением, когда я узнал, что он работал с Луговым. Уж не говоря о ком-то другом.
О.: — Можно сейчас задать вопросы, которые в принципе не были озвучены? Вопросы простые, хотел услышать личное мнение господина Березовского по поводу смерти.
К.: — Это единственный вопрос?
О.: — В принципе, три вопроса там будет. Первый вопрос: кто мог желать смерти Литвиненко с учетом всех тех обстоятельств, мнений и рассуждений? Второй вопрос: кого вы лично подозреваете в смерти Литвиненко? Если будут названы конкретные фамилии, чем это можете подтвердить? Есть ли доказательства?
К.: — Перед тем, как вы начнете задавать вопросы, я хочу сказать. Борис, вы не обязаны на них отвечать.
О.: — Кто, по-вашему, мог желать смерти Литвиненко?
Б.: — Я на самом деле хочу сказать, что я дико удивлен теми вопросами, которые вы мне задавали. У меня было такое впечатление, что вы либо налоговый инспектор, либо представляете интересы какого-то российского банка и хотите получить клиента, но хотите спросить о его бизнесе, не только о его, но и его друзей, хотите получить просто крупных клиентов для какого-то из крупных российских банков. И честно сказать, именно поэтому я и попросил: есть ли у вас еще вопросы или нет? Потому что мне кажется, что все предыдущие вопросы не имели ко мне никакого отношения как к человеку, который может помочь раскрыть это преступление по существу. Именно поэтому я сказал, что я не доверяю российской Генеральной прокуратуре. Если бы я не пошел на некое такое обострение, не попросил все-таки честь-то иметь и затрагивать вопрос по существу. Я считаю, что есть только те вопросы, которые вы сейчас сформулировали, а все остальные несущественны. Этих вопросов по существу два: кто мог желать и кого я подозреваю, то есть мое личное мнение. И я вам дам на эти вопросы прямой ответ.
Значит, первое. По поводу того, кто заказал это преступление. У меня нет никаких сомнений, к сожалению, что Саша и в этот раз оказался прав. Это лично Путин. И я сейчас объясню, почему. Это два явных факта, которые говорят в пользу не предположения, а факта. Первое — это то, как был убит Саша. И второе — то, что происходило после его убийства, какие были действия российских властей. Сегодня установленный факт то, что Саша был убит с помощью полония-210. Известно также, что полоний-210 производился в России.
В отличие от вас, у меня есть большое преимущество, потому что у вас есть версия, что я могу в этом участвовать, а у меня такой версии нет, потому что я знаю, что я не имею никакого отношения к убийству Саши. А дальше я рассуждаю чисто логически. Полоний-210 нельзя получить в таких количествах без участия государственных структур. Тем более, организовать технологию не только получения полония, но и доставки его в другую страну, что, как мы знаем, произошло. Таким образом, сама технология этого убийства не позволяла осуществить это без участия государственных структур. Я вам хочу сказать, что — и то дополнение к тому, что я сказал — то, что отравление полонием было раскрыто, это само по себе уникально постольку, поскольку, как вы знаете, наверное, сегодня, полоний был открыт в организме Саши за 3 часа до его смерти. Открыт он был даже после того, как он умер, но последний анализ был взят за 3 часа до смерти. Это означает, что если бы Саша умер до этого, до сих пор никто бы не подозревал, что он умер от полония. Я хочу вам сказать абсолютно искренне, что на первом этапе, когда никто не знал про полоний, я был уверен, что Путин к этому не имеет никакого отношения постольку, поскольку действительно получалось, что это действие против его политического имиджа. Но когда стало известно, что это полоний, и что полоний так трудно было обнаружить, эти соображения покрыли мои предыдущие соображения о невовлеченности Путина. И еще раз подчеркну: использование именно полония не оставляет никаких сомнений, что это государственная машина.
Теперь второе: как государство российское, как Россия реагировала на то, что происходило здесь, в Великобритании. Если резюмировать все, без подробностей, то это очевидная попытка — она очевидная из Лондона, тем более понятно это людям, которые вовлечены в расследование, как вы в Москве, что все время предпринималась попытка препятствовать расследованию этого преступления: и информационная, и фактическая. Насколько мне известно, Скотленд-Ярд обращался с запросами не только допросить Лугового и Ковтуна, но и людей, которые имеют непосредственное отношение к полонию и к охране полония, и тем не менее действенной кооперации не было. Что касается информационного уровня, то начиная с того, когда Путин сказал, что нет никаких оснований думать, что он был убит, а не просто умер от плохой пищи, и до момента сегодняшнего, когда ведется параллельное расследование, — как вы сегодня подтвердили, вас интересуют больше счета мои, чем истинные причины. И я еще раз хочу повторить, если бы я не задал вам вопрос, что вы еще хотите спросить, я бы так и не услышал вопроса, который является вопросом по существу. То есть той информацией, уникальным носителем которой я являюсь. Таким образом, государственная машина работала как на уровне самого заказа и осуществления этого убийства, и информационного сопровождения этого преступления. Это то, что касается Путина — товарища Путина.
Теперь по поводу Лугового. Я же вам специально сказал, что если вам интересно, почему я думаю, что Луговой являлся с моей точки зрения с высокой вероятностью исполнителем — помимо эмоций, которые против того, что он убийца, потому что как вы знаете, я его знал много лет, есть факт неумолимый. Я вам о них частично рассказал, частично вы знаете сами. След полония тянется за Луговым через всю Европу и проходит даже через мой офис. Мой офис был закрыт в течение двух с половиной месяцев, потому что его чистили. Не потому, что туда пришел Саша Литвиненко 1 ноября, а потому, что 31 октября туда пришел Луговой. И как я вам сказал, только в тех местах, где он был, только в тех креслах, где сидел, не могли быть очищены от следов радиации полония. Это первый вопрос. Я хочу вам сказать, что когда Луговой позвонил мне по телефону, я честно привел ему два аргумента. Это был первый. Второй: я сказал Луговому: «Если ты невиновен, садись на самолет, приезжай в Лондон, иди в Скотленд-Ярд и дай показания». Я ему сказал, что я был не в менее простой ситуации, чем он. Когда я приехал сюда и просил политического убежища — это было осенью 2001 года — что я приехал сюда как олигарх, как грабительские бароны, которые украли и разрушили страну, и общественное мнение в этой стране было абсолютно против меня. И правительство было против меня, потому что они хотели иметь хорошие отношения с Россией, а я воевал уже тогда с Путиным. И поэтому я прошел путь человека, который тоже как бы был против мнения правительства этой страны. И правительство, должен заметить, Home Office, когда я подал на политическое убежище, отказало мне. Я пошел в суд и в суде доказал, что преследуют меня незаконно в России. Это только политическая мотивация. Кстати, хочу вам рассказать, что через 2 года после того, как я доказал это в английском суде, президиум высшего арбитражного суда России принял то же самое решение. Что никакого мошенничества, ни отмывания денег в истории с «ЛОГОВАЗом» не было, и вам, как работнику прокуратуры, это должно быть хорошо известно. Всего у меня было здесь 9 кейсов в суде. Я все выиграл, потому что я точно знал, что я говорю правду. И второе: я убедился, что английский суд абсолютно независим ни от мнения премьер-министра Блэра, ни от мнения Путина. И поэтому я сказал Луговому: садись, приезжай, я заплачу за лучших адвокатов. Но он не приехал. И поэтому эти два факта являются для меня сильными аргументами, что Луговой — один из тех, кто убил Сашу, или один, кто убил Сашу.
Мне очень жалко, что к этим вопросам мы подошли только в конце. И я уверен, что если вы искренне хотите расследовать, то продолжите идти по этому пути. Скажу вам откровенно, я с одной стороны понимаю, что происходит в России и, в частности, в Генеральной прокуратуре. С другой стороны, я не нахожу оправдания тем людям, включая вас, которые располагают огромной информацией и стали соучастниками этого преступления, как вы. Я в данном смысле вам абсолютно не завидую. Единственное, что я могу вам предложить — свою помощь с адвокатами в той стране.
О.: — Третий вопрос: чем можете подтвердить доказательства того, что вы говорите.
Б.: — Я как раз и считал, что я там привожу доказательства, это без эмоций. Вы разве не считаете доказательством то, что производство полония и его транспортировка осуществляются только под крышей государства? Вы не считаете доказательством то, что в течение всего этого времени СМИ России умышленно торпедируют раскрытие этого преступления? Вы разве не считаете фактом то, что Луговой не приехал сюда, или то, что заражение моего офиса произошло от Лугового, и это установленный факт? В количествах, не сравнимых с тем, которое было у Александра Литвиненко?
О.: — Луговой-то уже заражен.
Б.: — Мне об этом ничего не известно.
О.: — Вопрос еще один можно? Господин Березовский пришел к мнению и идентифицировал полоний, который был обнаружен в офисе и в других местах, и пришел к мнению о том, что производитель — Россия. В связи с этим вопрос: есть ли у господина Березовского экспертиза, которая подтверждает, что именно в России произведен обнаруженный полоний? Если есть такая экспертиза, может ли он нам ее предоставить?
Б.: — Я сошлюсь на мнение эксперта…
К.: — Он не может давать свое экспертное мнение по поводу полония.
О.: — Я задал вопрос, что если Березовский проводил какую-то независимую экспертизу, и есть ли у него эта экспертиза об этом, о том, что производитель — Россия. Мы просим тогда предоставить нам результаты.
К.: — Обследование всех этих мест проводилось органами, не связанными со Скотленд-Ярдом.
О.: — Господин Березовский не ответил на мой вопрос.
Б.: — Я отвечаю только на те вопросы, на которые мне позволяют отвечать.
О.: — Вы мой вопрос отклоняете, я так понимаю?
К.: — Это не тот вопрос, на который может ответить Березовский. На этот вопрос может ответить только ученый, который изучал этот полоний.
О.: — В связи с этим Борис Березовский высказался по этому поводу и сказал, что полоний-210 был произведен в России. И мне интересно мнение Березовского, почему он пришел к такому мнению? Может быть, есть у него какой-то документ, который говорит как раз об этом, а я не знаю.
К.: — Вы задали вопрос, как специалисту. А он не специалист.
О.: — Зная возможности Березовского, он мог провести независимую экспертизу. Поэтому я его и спрашиваю об этом.
К.: — Все проверки проводились органами, не связанными со Скотленд-Ярдом.
О.: — Тогда простой вопрос: почему Борис Березовский говорит, что полоний был произведен в России?
К.: — Он не обязан отвечать на этот вопрос.
О.: — Но он может ответить? Вы разрешаете ему ответить?
Б.: — Я предлагаю быть корректными здесь, и насколько я понимаю, господа из Скотленд-Ярда не хотят, чтобы я комментировал.
О.: — Я понял.
К.: — Вы хотите что-то еще добавить?
Б.: — Я хочу добавить. Хочу вам передать документ. Это то обоснование, как вы любите говорить, с помощью текста или пленки, почему я с самого начала делал утверждение, что считаю соучастником вас этого преступления.
О.: – Вы меня обвинили.
Б.: — Да-да-да, я считаю вас соучастником. Совершенно верно, вы правильно сказали. Постольку поскольку эта бумага, подписанная Генпрокуратурой РФ, заключение по поводу заявления Литвиненко о приказе, задании убить меня. И в этом документе, подписанном господином Павловым — старший следователь по особо важным делам — говорится о том, что в ходе разговора Хохольков — агент антитеррористического управления ФСБ — Хохольков, рассуждая о жизни и делясь впечатлениями о своем участии в боевых действиях в Чеченской республике, спросил: смог бы Гусак — Гусак, другой офицер — хлопнуть вас? Дальше пишется: этот вопрос был задан Хохолькову в контексте рассуждений на темы, непосредственно вас не касающиеся. Хлопнуть меня, но на темы, не касающиеся. Это письмо подписано следователем, да? И что же касается необдуманных высказываний Камышникова — другого офицера ФСБ — в ваш адрес, допущенных 27 декабря 1994 года в присутствии подчиненных Литвиненко, Шебалина, Понькина и Латышенка, то эти высказывания дискредитируют его как руководителя, однако также не свидетельствуют о его намерении организовать совершение убийства. После этого господин Литвиненко, покойный, к сожалению, написал..
Переводчик: — Вы не могли бы мне дать прочитать.
Б.: — Пожалуйста, пожалуйста. Я сейчас закончу и все вам дам.
Кассета №6
К.: — 15:10, пятница 30 марта 2007 года. Я интервьюирую Бориса Березовского, и в комнате присутствуют все те же люди. Вы согласны, Борис, что мы ничего не обсуждали в перерыве?
Б.: — Да.
К.: — Вы не находитесь под арестом, на вас не распространяются предупреждения, и вы свободны покинуть эту комнату в любой момент. Вы не обязаны отвечать на вопросы, на которые не хотите отвечать. Вы понимаете?
Б.: — Да.
К.: — Последняя часть интервью закончилась, когда вы что-то зачитывали на русском языке. Переводчик хотела прочитать на английском языке то, что вы прочитали.
Б.: — Если вы не возражаете, я хотел бы закончить мысль, и потом, чтобы все было логично, вы переведете. Вот два документа. Один датирован 2 октября 1998 года, второй датирован 8 октября тем же годом. В одном документе, первом, попытка заказать мое убийство Литвиненко и другим, расценивается как шутка. И здесь приводятся обоснования того, что это все несерьезно, просто так пошутили. После этого Литвиненко пишет протест в Генеральную прокуратуру. И 8 октября получает ответ, в котором приносится извинение за эту бумагу и говорится, что расследование будет продолжено. Которое, конечно, никогда не было продолжено — все это ложь. Я передаю вам доказательства того, что это преступная организация, которая покрывает преступления, а не расследует их. Это ровно то, что вы делаете сейчас.
К.: — Я сейчас должен оформить документы, и тогда мы сможем передать в Генпрокуратуру ответы согласно условиям.
Б.: — И последнее, что я хочу сказать. Вы помните такого руководителя ФСБ — Николая Ковалева? Сейчас он член Думы РФ. Он возглавляет комитет по борьбе с преступностью. Так вот, он сказал после того, как Саша погиб, что то, что Саша был принят на работу в ФСБ, это была кадровая ошибка. Я с ним абсолютно согласен. Саша и ФСБ несовместимы по той причине, что Саша пытался охранять людей, а ФСБ убивает людей, а не защищает их, исполняет заказ высшего руководства. И поэтому они вместе были несовместимы. Раз и навсегда. Поэтому ФСБ убило Сашу. Саша всегда говорил: Борис, против человека можно играть и выиграть, но против системы бесполезно, система все
